Ярмарка, которая собиралась в местечке по вторникам, была источником заработка не только для местных евреев и приезжих торговцев, но и для тысяч окрестных крестьян, привозивших на продажу излишки своего хозяйства и домашнего ремесла. Местечко находилось на правом берегу Днестра. Говоря о его окрестностях, я имею в виду не только десятки сёл Правобережья, но и населённые пункты, расположенные на левом берегу, в Подолии. Таким образом, местечко было, говоря сегодняшним языком, местным коммерческим центром. На ярмарку привозили товары также издалека.

И воскресные базары, и дни христианских праздников приносили доход, но главным торговым днём были вторники. Базарные дни отличались своеобразным местным разноцветьем и шумом. Ярмарочные же были достоверным отражением народной торговли, как это велось веками в этих местах. И еврей, и христианин свободно, без посредников, торговали на этих ярмарках. Деньги были в ходу, но и только. В основном шёл примитивный обмен труда на труд. Деньги были меркой, «весами», чтобы оценить товар, они не были целью. В шумные дни народной торговли тысячи крестьян ‒ молдаване, украинцы, русские «кацапы» ‒ и евреи, торговцы и ремесленники, христианки и девушки в цветных одеждах и косынках, еврейские женщины, цыгане и всякие попрошайки толпились и шумели среди подвод и выпряженных лошадей и быков. Вокруг подвод крестьяне раскладывали свою продукцию: птица со связанными ногами, клетки с гусями и индюками, мешки с пшеницей, овсом и кукурузой, много зелени и фруктов, заячьи шкурки и всевозможные изделия ремесленников ‒ плетённые кошельки, крашеные ковры и дорожки, ткань ручной работы. Каждая молдавская женщина была мастерицей по этим изделиям.

Ярмарка располагалась на широкой улице, разделявшей местечко на две части. Временами она прихватывала и часть низины между штетлом и кладбищем. Это бывало осенью, когда крестьяне привозили обильный урожай своих полей. Даже самый бедный из молдаван, сделав запасы для своего хозяйства и семьи до следующего урожая, привозил что-то на продажу. Осенью ярмарки были большими и шумными, потому что крестьянин приобретал всё необходимое для зимы. Евреи – меховщики и скорняки ‒ продавали шубы и шапки, сапожники реализовывали свой товар. Портные были завалены работой. После полевых работ некоторые крестьяне продавали, а чаще обменивали, своё тягло, чего нельзя было сделать летом.

Торговля на ярмарке была постоянной и имела свои методы и даже общественную организацию. Она была традиционным делом и вовлекала всех без исключения. Никто не мог себе вообразить, что можно купить или продать что-либо, не поторговавшись. В ход шли и слова, и руки. Продавец называл цену, которая была выше той, которую он рассчитывал получить. Покупатель же, понятно, хватался за голову и делал такое движение, как будто он собирается уходить. Продавец останавливал его и, в отчаянии всплёскивая руками, снижал цену. Это был первый сигнал к началу торга. Покупатель отвечал ему тем же всплеском рук и называл более низкую цену. Так продолжалось несколько раз, пока не соглашались в цене. Очень часто покупка завершалась распитием водки-сороковки на счёт покупателя. Купив лошадь, корову, повозку, позволяли себе распить поллитровку.

Бессарабский крестьянин никогда ничего не покупал, не поторговавшись как следует. Это правило работало даже в тех случаях, когда продавец приходился ему родственником. Торг был не только средством купить дешевле, но и, можно сказать, самоцелью, традиционной церемонией, без которой товар утрачивал своё значение. Этот обычай, наверное, был позаимствован у турок, под игом которых Бессарабия находилась в течение трёх веков. Турция оказала большое влияние на жизнь и балканских славян, и славянских народов России.

Летом ярмарки не отличались особым разнообразием и собирались реже. И всё же летние ярмарки имели свой, типично бессарабский, колорит: изобилие фруктов и зелени этой Богом благословлённой земли. Начиная с ранней весны крестьяне привозили на ярмарку разную зелень и фрукты. По всему просторному рынку выкладывались кучи зелёного лука, чеснока, редьки нового урожая и свёклы, щавеля и другой зелени. Позже привозили знаменитые бессарабские огурцы, помидоры и баклажаны, арбузы и дыни, которые продавали очень дёшево. За одну копейку можно было купить арбуз или дыню.

Летние ярмарки впечатляли обилием фруктов. Уже поздней весной созревали черешни и вишни, затем смородина и крыжовник ‒ из ягод варили очень вкусное варенье. Летом и осенью поспевали груши, яблоки, венгерские и французские сливы. Стоило прижать сливу, и косточка сама выпадала. В месяце ав уже продавали ранние сорта винограда. Сначала его привозили кошёлками, затем ‒ целыми возами. Вообще в Бессарабии фрукты продавали не на вес, а по объёму (по мерке). Вишни и сливы ‒ вёдрами, яблоки и груши – мешками, арбузы и дыни ‒ тысячами, а виноград ‒ пудами.

В конце лета и в начале осени ярмарки представляли собой фантастическую картину изобилия: горы капусты, тыквы и арбузов, а также овощей позднего созревания ‒ лука, картофеля, чеснока, чёрного редиса и красной свёклы. Казалось, никогда не разойдутся эти горы фруктов и овощей, но к вечеру на ярмарке ничего не оставалось. Евреи местечка покупали всю эту продукцию, готовясь к зиме. Крестьяне же на вырученные деньги покупали в магазинах и лавках всё необходимое для хозяйства и семьи.

Особенно пёстрыми бывали ярмарки зимой. Зимний сезон был самым лучшим для большой торговли. Ярмарка наполнялась лошадьми, коровами, овцами и свиньями, шум стоял неимоверный. Продавцы свинины выставляли свои столы с мясом, колбасой, салом и жиром, жарили сало, распространяя трефной дух по всей ярмарке. Вокруг этих столов толпились крестьяне, евреи же, для которых это было зловоньем, отходили подальше. На других столах крестьяне выкладывали бессарабские сыры, в основном овечьи, и среди них особенную бессарабскую брынзу ‒ овечий солёный сыр, употребляемый и молдаванами и евреями с мамалыгой. Брынзу привозили в бочках и продавали на развес. Продавали урду и каш ‒ также сыры из овечьего молока.

Евреи-меховщики и скорняки, съезжавшиеся со всей округи, выставляли на продажу белые шубы и каракулевые шапки. Сельчане окружали этих ремесленников, мерили шубы и шапки, но покупали только имущие. И здесь торг шёл по установленной традиции. Евреи-меховщики и скорняки были не только умелыми мастерами, но и ловкими продавцами. Если только крестьянин начинал торговаться, то он уже не возвращался домой без покупки. Вэлвэл Киржнер, например, был дома мягким и покладистым, но на зимней ярмарке становился темпераментным и энергичным свыше меры. Подобно ему преображались и десятки сапожников, которые продавали сапоги, ботинки, женские туфли, зимнюю обувь. Готовой одеждой на ярмарке не торговали. Портные поджидали своих клиентов в мануфактурных магазинах, откуда вели к себе, чтобы снять мерку. На ярмарке особенно бойко торговали лошадьми. Здесь действовали евреи-посредники в подшитых мехом пиджаках или в бурках. Инспектируя лошадей, они изучали их зубы, хвост и прочие места. Если посредника не удовлетворяли его наблюдения, он не ленился: садился верхом на лошадь и пускал её даже в галоп. После всех этих проверок начиналась церемония торга, которая обычно заканчивалась в харчевне, где покупатель угощал водкой.

В детстве я любил пробраться на ярмарку и наблюдать за продавцами. Как правило, я останавливался возле галантерейных лавок кацапов, которые раскладывали свой товар под навесами в центре ярмарки. Это были высокие люди с широкими лицами и длинными бородами ‒ приказчики, посланные на ярмарку их хозяевами. Перед началом торговли они ставили самовары, хорошо закусывали и пили чай в прикуску. Возле навесов случались драки, когда ловили молдаванина с украденной вещью.

Осенние и зимние ярмарки были прибыльными и для лавочников-евреев, торговавших по обе стороны широкой улицы. Как и крестьяне, евреи готовились к зиме, закупали всё необходимое для хозяйства и семьи.

Ярмарочный день был не только днём успешной торговли, но и своего рода праздником, когда человек с радостью обменивал свой труд на то, в чём он нуждался. Крестьянин испытывал свою радость, еврей ‒ свою. Торг шёл в дружеской обстановке, было весело торговаться. Всё заканчивалось стопкой водки и закуской. Еврей закусывал куском хлеба, крестьянин ‒ хлебом и колбасой. Он никогда не предлагал колбасу еврею, зная, что такой колбасы еврей есть не станет. Таким образом, крестьянин уважал религиозные чувства еврея.

Нужно ли прибавлять, что ярмарка была источником дохода для местечка? Мануфактурщик, сапожник, портной, столяр ждали вторника ‒ дня заработка, точно так же, как они ждали субботы ‒ дня отдыха. Базарные дни также приносили выручку, но далеко не такую, как ярмарка.

Когда Бессарабия была оккупирована румынами, ярмарка потеряла свой прежний блеск, свои краски. Здесь уже не было кацапа и украинца, которые приходили или приезжали с левого берега Днестра и приносили с собой свою традицию, свой стиль. Когда Днестр стал границей, местечко оказалось оторванным от Подолии, а до румынских центров было далеко. Ярмарка превратилась в местное предприятие. Евреи старшего поколения, помнившие былые ярмарки, вздыхали и причитали, что прошлое ушло навсегда.

А что в наши дни? Днестр всё так же несёт свои воды в Чёрное море, бессарабские поля дают обильные урожаи, как в добрые старые времена. Природа осталась та же, нет только евреев. А кто может себе представить ярмарку без евреев?